— Я хочу ее увидеть.
— Нет, — она качнула головой, — нельзя. Ее лицо изуродовано… даже мне не позволили взглянуть на нее.
— Что он сделал на сей раз?
— Это был несчастный случай, Саид…
Он сделал над собой усилие, чтобы не закричать на мать.
— Поклянись… Аллахом, что это не он убил ее.
— Как я могу поклясться, ведь меня там не было. С ним разговаривал твой отец.
— Тогда скажи мне, что это был за несчастный случай.
— Автомобильная авария…
— Что за авария? Ее сбила машина?
— Он сдавал назад, — кивнула она, — а Нура внезапно оказалась за багажником. Он ее не видел… все произошло так быстро…
— Почему же ты не плачешь, мама? Твоя дочь мертва!
Мать налила себе воды из металлического термоса, который стоял на столике. Крепко сжала стакан обеими руками.
— У меня больше нет слез. И незачем разговаривать со мной таким тоном, Саид. Твой взрывной характер… когда-нибудь он доведет тебя до беды. На все воля Создателя, хотя как раз сейчас мы никак не можем этого понять. — Она пригубила стакан и снова похлопала рукой по подлокотнику соседнего кресла. — Сядь сюда, Саид, рядом со мной.
Слеза скатилась по щеке, он смахнул ее ладонью, медленно подошел к креслу, на подлокотнике которого все еще лежала ее рука. Сел, повернулся лицом к матери.
За последние годы она стала маленькой, сгорбленной — сидя он был на голову выше ее.
— Я должен знать, что произошло. — На секунду он зажмурил глаза, но тотчас же открыл снова. — Что он сказал отцу?
— У тебя было видение… и в этот раз? — Ее лоб собрался морщинами.
Он почти незаметно кивнул головой.
— Расскажи, Саид, что ты видел.
Саиду почудилось, что в глазах матери мелькнул страх.
— Она лежала с закрытыми глазами, — сказал он срывающимся голосом.
— Боже мой.
Он прижал руку ко лбу, наклонился вперед.
— Ты что-то еще видел? — тихо спросила она.
Он выпрямился, попытался совладать с голосом:
— Она лежала вытянувшись… на чем-то белом, на простыне или, может, на носилках.
Он вытащил салфетку из коробки с надписью «Клинекс», стоявшей на столике, промокнул глаза.
— На ней была какая-нибудь одежда?
— Да, одежда была… У Нуры были раны, — он провел рукой по щеке и по лбу, — здесь… и здесь.
— Всемилостивый Аллах, — прошептала мать.
— А на простыне была кровь… запекшаяся кровь…
Мать прижала ладонь к губам.
Саид быстро огляделся по сторонам, убедился, что никто из слуг его не услышит, и тихо произнес:
— Он был пьян?
— Твой отец думает, что да, — прошептала она в ответ.
— Когда пьет виски, он становится опасным, смертельно опасным. Мы знали, однажды он чуть не поубивал слуг.
— Да.
— Ты же знаешь, это он убил ее.
Мать положила руку ему на плечо.
— Сыночек, дорогой, будем молить Аллаха, чтобы когда-нибудь он открыл нам, что произошло на самом деле. Больше тут ничего не поделаешь.
— Я не выдержу… — Он закрыл лицо руками.
— Знаю, знаю, Саид… У вас с ней были очень особенные отношения.
— Она была… моя плоть и кровь. Мы были как одно целое, — прошептал он.
— Она тебя обожала.
Он опустил руки.
— Пять лет он избивал ее… Издевался по-всякому. — Он поднял глаза на мать. — Мы знали, однажды произойдет что-нибудь подобное. Знали еще когда он к ней сватался. Все знали, на что способен принц Ясир, но Нура все равно…
— Этим горю не поможешь, — перебила мать.
Но Саида было не остановить, лицо его покраснело от гнева.
— Каждый раз, когда напивался этого дьявольского напитка, он избивал ее до потери сознания. Всего два месяца назад она попала в больницу — с переломом запястья, синяками и сильным сотрясением мозга. И что мы тогда от него услышали? Что она упала с лестницы! — Саид вскочил. — Я с этим не примирюсь, мама. Не потерплю.
— Давай сходим в мечеть, Саид, прямо сейчас… Аллах велик… и милосерд.
— Для Аллаха мы все одинаковы, перед Создателем все мы обыкновенные люди. Он никому не отдает предпочтения, не защищает одного больше, чем другого.
— Не думай об этом, Саид. — Ее голос дрогнул. — Не смей думать…
Саид стоял на улице, которая шла параллельно Медина-роуд, позади «Мелы», дешевого непритязательного пакистанского ресторана, куда ходили одни только приезжие работяги. В третий раз взглянул на свои часы, золотые, подарок отца. Без десяти одиннадцать. Вечер четверга, надвигались выходные, и оттого улицы кишели народом. Масса автомобилей кругом. Суматоха уляжется только в третьем-четвертом часу утра, незадолго до того, как с городских минаретов послышатся первые призывы к молитве. Полчаса назад он припарковал отцовский «БМВ» немного поодаль, у супермаркета.
От мусорных контейнеров, выставленных у задней двери ресторана, нестерпимо несло тошнотворной вонью. На жаре еда быстро прокисала. Даже в это время суток температура зашкаливала за тридцать градусов, к тому же при высокой влажности. В контейнерах и вокруг них сновали в поисках еды бродячие кошки, мелкие, тощие, короткошерстные. В городе полно этих блохастых зверьков, серых и темно-рыжих.
Находиться тут, на задворках, на этой спрятавшейся улочке, было странно. Коренные жители Саудовской Аравии — такие, как он, в белых рубахах и особых головных платках, белых или в красную клетку, — в этих местах появлялись редко, а то и вовсе никогда. Но ему назначили встречу именно здесь.
Саид еще раз посмотрел на часы. Он ждал уже лишних пятнадцать минут. Рубаха плотно прилипла к спине.